Об алкоголике т.Куйбышеве и отеческой заботе т.Сталина
Оригинал взят у 
skif_tag в Об алкоголике т.Куйбышеве и отеческой заботе т.Сталина
skif_tag в Об алкоголике т.Куйбышеве и отеческой заботе т.Сталина
Валериан Куйбышев с Орджоникидзе и Кировым (люди-города)
Приложиться к бутылке любили все трое, к слову...
Гронский — Сталину о пьянках и других нездоровых явлениях в среде творческой интеллигенции
Не ранее 15.05.1933
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Ваше указание о прекращении т.н. пьянок будет мною проведено точно и неукоснительно. Давая это обещание я считаю необходимым сообщить Вам некоторые факты о выпивках и в частности о выпивках с тов. Куйбышевым.
1) У меня довольно часто собирались писатели, художники, артисты, композиторы, инженеры и др. представители интеллигенции. На этих вечеринках (если логично их так назвать) бывало довольно много коммунистов. Цель, которую я ставил перед собой, это посредством общения коммунистов с беспартийными и посредством бесед коммунистов с беспартийными обрабатывать беспартийных в желательном для нас духе, тащить их к партии. Достигал ли я той цели, которую ставил перед собой? Да, достигал. Большое количество беспартийных, колебавшихся в выборе пути, удалось перетащить на нашу сторону, что у писателей, например, отразилось на их произведениях.
Само собой разумеется, что на этих вечеринках мы не только вели разговоры, но и выпивали, не напиваясь однако, допьяна.
2) С тов. Куйбышевым я встречался нечасто. За вторую половину 1932 года Куйбышев был у меня раз 6–7, не больше, и я у него раза три: один раз был у него дома, в Москве, и два раза на даче. За два месяца и десять дней 33 года т. Куйбышев был у меня три раза и я у него один раз.
Раньше с тов. Куйбышевым я встречался чаще, но заметив, что он много пьет, решил встречаться реже и при встречах не давать ему много пить. Так, например, когда я приезжал к нему на дачу, старался утащить на волейбол и тем самым отвлечь его от выпивки. Когда он бывал у меня (особенно, когда приезжал уже выпившим), я просил товарищей (его близких друзей) не давать ему пить, и нам часто удавалось перевести его или на "Напареули", или на чай. Как видите, Иосиф Виссарионович, это совсем не похоже на спаивание. Говоря это, я отнюдь не хочу сказать, что я безгрешен. Видя, что т. Куйбышев пьет, я должен был, будучи с ним в дружеских отношениях, резко поставить перед ним вопрос о том, чтоб он бросил пить, т. к. это вредит работе. Этого я не сделал, и в этом моя вина как большевика. Я говорил ему обо всем этом в мягкой форме, тогда как нужно было говорить резко, прямо и немного грубовато. Тогда быть может, это дошло бы до сознания и возымело свое действие.
3) Бывает ли тов. Куйбышев еще где либо? Да, бывает. Мне известны следующие товарищи, у которых он бывает и вместе с которыми он выпивает, это: а) М.А. Савельев, b) К.Я. Розенталь, с) А.Б. Халатов, d) Б.А. Чухновский, e) Я.Г. Долецкий, f) В.С. Сварог, g) А. Жаров. (Этот список нрзб. Во второй половине 1932 года.) Особенно часто бывают у тов. Куйбышева Сварог (художник), Жаров (поэт) и Чухновский. Зная, что эти люди основательно пьют, я в разное время обращался к ним с просьбой о том, чтоб они берегли Куйбышева и не давали ему пить, или по крайней мере не давали много пить. Подействовали ли мои просьбы на этих людей? Боюсь, что не подействовали, т.к. т. Куйбышев и ко мне, и к другим товарищам приезжал вместе с кем-либо из них, как правило, всегда в не совсем трезвом виде. Сварога, Жарова и Чухновского надо от т. Куйбышева отколоть, надо добиться, чтоб они у него не бывали. Этим делом я займусь, хотя и не уверен, что мне удастся здесь добиться положительных результатов.
4) В заключении я хочу затронуть другой вопрос, связанный с вопросом о так наз. пьянках. Дело в том, что за последние годы я ввязался в большую работу среди интеллигенции, в работу для меня не совсем привычную и чрезвычайно трудную. У меня установились связи с сотнями людей из среды интеллигенции. Многие из них бывают у меня, у многих из них я бываю, все они обращаются ко мне со всякого рода просьбами, приходят посоветоваться, звонят по телефону, пишут письма и т.д. и т.п. Это — своеобразная, большая партийная работа, которая нигде и никем не учитывается, но которая меня буквально выматывает. Я подсчитал как-то телефонные звонки и получилось, что в день я подхожу в среднем от 100 до 200 раз к телефону. Можно было бы не подходить к телефону, но ведь эта публика страшно обидчивая. Не подойдешь к телефону, не зайдешь в гости к кому-либо, или, если время от времени не пригласишь к себе, — обидятся эти люди, и обиды эти, к сожалению, очень легко переходят на партию и на советскую власть, не говоря уже о литературных организациях. Кроме того, все они грызутся между собою, интригуют, сплетничают, льстят, пытаются сколотить в своих интересах всякого рода беспринципные группы и группочки. Во всем этом нужно разбираться, быть в курсе всей этой мышиной возни и гнуть, гнуть свою линию, не портя отношений с каждым из писателей и художников, но и не уступая им ни в чем. Я еще никогда не вел такой трудной и такой дьявольски сложной работы. А так как на эту работу я поставлен партией и срыв на этой работе будет в какой-то мере ударом по партии, я делаю все, отдаю все, что имею, не жалея ни здоровья, ничего для того, чтоб это поручение партии выполнить и выполнить возможно лучше. Я знаю, что на этой работе провалились такие люди, как Воронский, Полонский и рапповцы, специально занимавшиеся литературой и искусством в течение ряда лет. У них были накопленные годами знания в этой области. У меня этих знаний нет. Я вынужден по ходу изучать предмет, знакомиться с текущей литературой и всей этой штукой руководить, имея еще на своих плечах газету и ряд других нагрузок.
Может быть, я плохо выполняю работу среди интеллигенции, может быть, я не гожусь для этой работы, тогда нужно заменить меня другим работником, но работу эту надо вести, т.к. эта работа есть, по сути, борьба за интеллигенцию. Если мы не поведем за собой интеллигенцию, поведет ее за собой враг. Это я чувствую буквально на каждом шагу.
Я прекращу всякие пьянки, но встречаться с представителями интеллигенции я должен и вести работу среди них обязан. Выпивать я не буду совершенно, но уничтожит ли это сплетни, которые создаются буквально на каждом шагу? Думаю, что это сплетни не уничтожит. На сплетни я никогда и никому не жаловался, но когда они превращаются в метод борьбы, о них нужно сказать.
Вот, например, мне не раз и не два передавали товарищи о сплетнях, которые распускают про меня. С одной стороны т. Мехлис, а с другой быв. руководители РАППа. Чтоб не быть голословным, приведу пару примеров.
А) Во время колхозного съезда происходил пленум Оргкомитета Союза сов. Писателей. Я с 11 утра до 11 ночи регулярно сидел на Пленуме Оргкомитета. Уходил только два раза часа на два-три для того, чтоб подготовиться к выступлению на пленуме. И, однако, из того факта, что я не мог часто бывать на колхозном съезде, некоторые товарищи (Мехлис в частности) сделали вывод, что я пьянствовал и эту сплетню довольно широко распространили. Об этом мне говорил т. Цыпин, который слышал все это от Мехлиса и в ЦК.
В) На пленуме Оргкомитета я употребил такое, примерно, выражение: "в Союз сов. Писателей мы будем принимать только тех писателей, которые перешли на позиции советской власти и участвуют в социалистическом строительстве. Писателей, настроенных антисоветски и ведущих борьбу с рабочим классом, будем бить по-большевистски, со всей силой, будем бить оглоблей". Быв. руководители РАППа дело изобразили так, что эта оглобля пущена мною в ход по отношению ко всем писателям. Эта сплетня распространилась настолько широко, что я вынужден был опубликовать стенограмму обоих своих выступлений на пленуме, чтоб парализовать ее действие.
Как видите, Иосиф Виссарионович, работать в этой склочной обстановке довольно тяжело. Бороться с открытым противником легко. Бороться же со сплетнями довольно тяжело.
Вот в этом письме я изложил все, не утаил ничего, не пытался себя выгораживать или оправдываться. Из этого письма вы можете заключить о моей роли в выпивках с т. Куйбышевым. Я уже говорил, что этих выпивок больше не будет, но так как работу среди интеллигенции вести мне придется дальше, я очень просил бы Вас, Иосиф Виссарионович, если нельзя оградить меня от сплетен, им не особенно доверять или проверить все эти сплетни.
С ком. пр.
И. ГРОНСКИЙ
P.S. Пишу письмо от руки, т. к. не хочу, чтобы о его содержании кто-либо знал.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 725. Л. 49–58. Рукописный подлинник. Каждая страница — на фирменном и типографским способом отпечатанном бланке Ответственного секретаря "Известий ЦИК" И.М. Гронского.
"Поступило в арх. 13.5.33 г.". Есть подчеркивания рукой неизвестного.
Чиал воспоминания Лидии Гронской, жены Ивана Михайловича. Она с восоргом пишет о трогательной дружбе мужа с Куйбышевым, другими деятелями...
Приложиться к бутылке любили все трое, к слову...
Гронский — Сталину о пьянках и других нездоровых явлениях в среде творческой интеллигенции
Не ранее 15.05.1933
Дорогой Иосиф Виссарионович!
Ваше указание о прекращении т.н. пьянок будет мною проведено точно и неукоснительно. Давая это обещание я считаю необходимым сообщить Вам некоторые факты о выпивках и в частности о выпивках с тов. Куйбышевым.
1) У меня довольно часто собирались писатели, художники, артисты, композиторы, инженеры и др. представители интеллигенции. На этих вечеринках (если логично их так назвать) бывало довольно много коммунистов. Цель, которую я ставил перед собой, это посредством общения коммунистов с беспартийными и посредством бесед коммунистов с беспартийными обрабатывать беспартийных в желательном для нас духе, тащить их к партии. Достигал ли я той цели, которую ставил перед собой? Да, достигал. Большое количество беспартийных, колебавшихся в выборе пути, удалось перетащить на нашу сторону, что у писателей, например, отразилось на их произведениях.
Само собой разумеется, что на этих вечеринках мы не только вели разговоры, но и выпивали, не напиваясь однако, допьяна.
2) С тов. Куйбышевым я встречался нечасто. За вторую половину 1932 года Куйбышев был у меня раз 6–7, не больше, и я у него раза три: один раз был у него дома, в Москве, и два раза на даче. За два месяца и десять дней 33 года т. Куйбышев был у меня три раза и я у него один раз.
Раньше с тов. Куйбышевым я встречался чаще, но заметив, что он много пьет, решил встречаться реже и при встречах не давать ему много пить. Так, например, когда я приезжал к нему на дачу, старался утащить на волейбол и тем самым отвлечь его от выпивки. Когда он бывал у меня (особенно, когда приезжал уже выпившим), я просил товарищей (его близких друзей) не давать ему пить, и нам часто удавалось перевести его или на "Напареули", или на чай. Как видите, Иосиф Виссарионович, это совсем не похоже на спаивание. Говоря это, я отнюдь не хочу сказать, что я безгрешен. Видя, что т. Куйбышев пьет, я должен был, будучи с ним в дружеских отношениях, резко поставить перед ним вопрос о том, чтоб он бросил пить, т. к. это вредит работе. Этого я не сделал, и в этом моя вина как большевика. Я говорил ему обо всем этом в мягкой форме, тогда как нужно было говорить резко, прямо и немного грубовато. Тогда быть может, это дошло бы до сознания и возымело свое действие.
3) Бывает ли тов. Куйбышев еще где либо? Да, бывает. Мне известны следующие товарищи, у которых он бывает и вместе с которыми он выпивает, это: а) М.А. Савельев, b) К.Я. Розенталь, с) А.Б. Халатов, d) Б.А. Чухновский, e) Я.Г. Долецкий, f) В.С. Сварог, g) А. Жаров. (Этот список нрзб. Во второй половине 1932 года.) Особенно часто бывают у тов. Куйбышева Сварог (художник), Жаров (поэт) и Чухновский. Зная, что эти люди основательно пьют, я в разное время обращался к ним с просьбой о том, чтоб они берегли Куйбышева и не давали ему пить, или по крайней мере не давали много пить. Подействовали ли мои просьбы на этих людей? Боюсь, что не подействовали, т.к. т. Куйбышев и ко мне, и к другим товарищам приезжал вместе с кем-либо из них, как правило, всегда в не совсем трезвом виде. Сварога, Жарова и Чухновского надо от т. Куйбышева отколоть, надо добиться, чтоб они у него не бывали. Этим делом я займусь, хотя и не уверен, что мне удастся здесь добиться положительных результатов.
4) В заключении я хочу затронуть другой вопрос, связанный с вопросом о так наз. пьянках. Дело в том, что за последние годы я ввязался в большую работу среди интеллигенции, в работу для меня не совсем привычную и чрезвычайно трудную. У меня установились связи с сотнями людей из среды интеллигенции. Многие из них бывают у меня, у многих из них я бываю, все они обращаются ко мне со всякого рода просьбами, приходят посоветоваться, звонят по телефону, пишут письма и т.д. и т.п. Это — своеобразная, большая партийная работа, которая нигде и никем не учитывается, но которая меня буквально выматывает. Я подсчитал как-то телефонные звонки и получилось, что в день я подхожу в среднем от 100 до 200 раз к телефону. Можно было бы не подходить к телефону, но ведь эта публика страшно обидчивая. Не подойдешь к телефону, не зайдешь в гости к кому-либо, или, если время от времени не пригласишь к себе, — обидятся эти люди, и обиды эти, к сожалению, очень легко переходят на партию и на советскую власть, не говоря уже о литературных организациях. Кроме того, все они грызутся между собою, интригуют, сплетничают, льстят, пытаются сколотить в своих интересах всякого рода беспринципные группы и группочки. Во всем этом нужно разбираться, быть в курсе всей этой мышиной возни и гнуть, гнуть свою линию, не портя отношений с каждым из писателей и художников, но и не уступая им ни в чем. Я еще никогда не вел такой трудной и такой дьявольски сложной работы. А так как на эту работу я поставлен партией и срыв на этой работе будет в какой-то мере ударом по партии, я делаю все, отдаю все, что имею, не жалея ни здоровья, ничего для того, чтоб это поручение партии выполнить и выполнить возможно лучше. Я знаю, что на этой работе провалились такие люди, как Воронский, Полонский и рапповцы, специально занимавшиеся литературой и искусством в течение ряда лет. У них были накопленные годами знания в этой области. У меня этих знаний нет. Я вынужден по ходу изучать предмет, знакомиться с текущей литературой и всей этой штукой руководить, имея еще на своих плечах газету и ряд других нагрузок.
Может быть, я плохо выполняю работу среди интеллигенции, может быть, я не гожусь для этой работы, тогда нужно заменить меня другим работником, но работу эту надо вести, т.к. эта работа есть, по сути, борьба за интеллигенцию. Если мы не поведем за собой интеллигенцию, поведет ее за собой враг. Это я чувствую буквально на каждом шагу.
Я прекращу всякие пьянки, но встречаться с представителями интеллигенции я должен и вести работу среди них обязан. Выпивать я не буду совершенно, но уничтожит ли это сплетни, которые создаются буквально на каждом шагу? Думаю, что это сплетни не уничтожит. На сплетни я никогда и никому не жаловался, но когда они превращаются в метод борьбы, о них нужно сказать.
Вот, например, мне не раз и не два передавали товарищи о сплетнях, которые распускают про меня. С одной стороны т. Мехлис, а с другой быв. руководители РАППа. Чтоб не быть голословным, приведу пару примеров.
А) Во время колхозного съезда происходил пленум Оргкомитета Союза сов. Писателей. Я с 11 утра до 11 ночи регулярно сидел на Пленуме Оргкомитета. Уходил только два раза часа на два-три для того, чтоб подготовиться к выступлению на пленуме. И, однако, из того факта, что я не мог часто бывать на колхозном съезде, некоторые товарищи (Мехлис в частности) сделали вывод, что я пьянствовал и эту сплетню довольно широко распространили. Об этом мне говорил т. Цыпин, который слышал все это от Мехлиса и в ЦК.
В) На пленуме Оргкомитета я употребил такое, примерно, выражение: "в Союз сов. Писателей мы будем принимать только тех писателей, которые перешли на позиции советской власти и участвуют в социалистическом строительстве. Писателей, настроенных антисоветски и ведущих борьбу с рабочим классом, будем бить по-большевистски, со всей силой, будем бить оглоблей". Быв. руководители РАППа дело изобразили так, что эта оглобля пущена мною в ход по отношению ко всем писателям. Эта сплетня распространилась настолько широко, что я вынужден был опубликовать стенограмму обоих своих выступлений на пленуме, чтоб парализовать ее действие.
Как видите, Иосиф Виссарионович, работать в этой склочной обстановке довольно тяжело. Бороться с открытым противником легко. Бороться же со сплетнями довольно тяжело.
Вот в этом письме я изложил все, не утаил ничего, не пытался себя выгораживать или оправдываться. Из этого письма вы можете заключить о моей роли в выпивках с т. Куйбышевым. Я уже говорил, что этих выпивок больше не будет, но так как работу среди интеллигенции вести мне придется дальше, я очень просил бы Вас, Иосиф Виссарионович, если нельзя оградить меня от сплетен, им не особенно доверять или проверить все эти сплетни.
С ком. пр.
И. ГРОНСКИЙ
P.S. Пишу письмо от руки, т. к. не хочу, чтобы о его содержании кто-либо знал.
РГАСПИ. Ф. 558. Оп. 11. Д. 725. Л. 49–58. Рукописный подлинник. Каждая страница — на фирменном и типографским способом отпечатанном бланке Ответственного секретаря "Известий ЦИК" И.М. Гронского.
"Поступило в арх. 13.5.33 г.". Есть подчеркивания рукой неизвестного.
Чиал воспоминания Лидии Гронской, жены Ивана Михайловича. Она с восоргом пишет о трогательной дружбе мужа с Куйбышевым, другими деятелями...
No comments:
Post a Comment